«Музей чудиков». Рецензия на рассказы Валерии Крутовой

Что случится, если остановиться в потоке времени, бегущем по заданному маршруту, и посмотреть по сторонам? Есть вещи, которые в этом потоке почти всегда остаются незамеченными, хотя – кто знает, – возможно, они ждут, чтобы их заметили. Такой своеобразный «музей чудиков» с экспонатами, на которые, проходя мимо, вряд ли обратишь внимание. Но если подойдешь поближе и разглядишь повнимательнее, то откроешь целый мир со своими законами и драматургией.

Наверное, в этом и особенность Валерии Крутовой как автора: она умеет увидеть в незаметных вещах и чудо, и драму, и философию человеческого бытия. И в этом плане особенно интересны четыре короткие зарисовки в подборке «Музей чудиков», опубликованные в журнале «Дружба народов» (№4, 2020 г.), – компактные по форме, но предельно емкие по содержанию.

Первый рассказ «Дочь апостола» про героиню Надежду, которая умирает последней, потому что одна-единственная едет в автобусе до конечной остановки – остановки конца света. «Имя ей узница Петрова. И не важно, что зовут ее Надя», – говорит автор. Из названия мы узнаем, что Надя Петрова – дочь апостола, отец её, Петр, – самый деятельный из апостолов, самый преданный, но все равно предавший.

 

«Отец смотрел глазами-слезами. Надя никогда не думала, что у папы такие есть. Он будто их достал из воды, не вытер и надел. А у Нади ни слез, ни глаз. Одни красные-красные реки от карих дырок без дна».

 

У папы глаза-слезы, которые он высушил ненавистью, когда изгонял беса из автобуса, в котором Надежда Петрова узница. Узница на семь минут. Что-то страшное произошло в этом автобусе. Что-то, из-за чего Надежда каждый раз умирает, повторяя один и тот же путь.

И в общем-то понятно что. Эта история не раз рассказывалась и в документалистике, и в художественных фильмах: про девушку, которая ехала в автобусе последней из пассажиров, и водителя автобуса, увезшего ее в глушь и надругавшегося над ней. Но у Валерии Крутовой история приобретает форму библейской притчи – метафорической головоломки, в которой сюжет совсем не то, чем кажется.

Одним из важных системообразующих элементов всей подборки становятся рефрены или повторы, которые, как песенный припев, делят рассказ на куплеты. Рефрен, по сути, и есть поэтическая или песенная особенность. Особенность, с помощью которой мысль уходит вглубь с каждым новым повтором. В рассказе «Дочь апостола» рефрены вполне можно сложить в отдельный самостоятельный текст:

 

«Не души – воздуха в легких  и так мало.

Оставь – мне совсем немного надо.

Не смотри – мне больно.

Не говори – мне страшно.

Да как же молчать – если больно!»

 

Совершенно естественным образом рефрены появляются и в следующем рассказе «Время до Дзержинского». Текст целиком построен на образе времени, поэтому и рефрен становится своеобразной кукушкиной мантрой: «Завтра будет… завтра будет… завтра будет…» Время в этом рассказе безвозвратно уходит, как ветер, который уносит с собой все, даже белок из костей, из-за чего они становятся хрупкими и трескаются. Как будто улетучиваясь, время оставляет после себя старость. И поэтому героиня всё повторяет: «Завтра будет», – потому что времени нет вообще. В то же время реальность с ее естественными законами хронотопа не кажется настоящей, ведь даже улицы такой – Дзержинского – не существует. А раз границы реальности размыты, значит можно оказаться вне времени, вырваться за пределы его неизбежного течения.

 

«И почему это должна делать именно я? Тем более в таком ограниченном и безграничном временном промежутке».

 

Рассказ «Куриная ножка помощи» о том, как велика и в то же время мала пропасть между благополучной сытой жизнью и абсолютным несчастьем. Рефреном рассказа «Куриная ножка помощи» становится фраза: «Я там умер». Как бы продолжая линию скоротечности и некой искусственности бытия предыдущих текстов, здесь читателю приходится от этой искусственности проснуться. Почувствовать, как это, когда все закончится. Ирония в том, что как бы ты ни пытался быть сопереживающим, примерить на себя чужой опыт – неизбежно вернешься в сладкий сон привычной жизни, где вкусная еда, удобная постель, идеальная семья.

 

«Я там умер. Так странно. Будто умереть — это еще не повод перестать существовать. Будто бы это не конец».

 

В финальном рассказе «Музей чудиков» как будто бы не происходит ничего из ряда вон выходящего. Обычная автомобильная пробка, в которой люди ведут себя по-разному – как и бывает почти каждый день в любом городе. Но здесь мы снова видим разбросанные по тексту ключи, которые подсказывают, что сюжет – всего лишь прозрачная завеса, за которой прячутся иные смыслы.

 

«В пробке все люди серы.

Сера»

 

Пробка из людей и машин парадоксальным образом становится ушной серной пробкой. Хотя, казалось бы, чье ухо может быть настолько великим, чтобы вместить в себя такое количество людей и машин? Возможно, серые люди в железных коробках – это серная пробка, которая застряла в ушах Бога? Досаждая друг другу, создавая бессмысленный пустой шум, они, с одной стороны, делают Бога глухим, а с другой – раздражают его до такой степени, что он того и гляди взорвется: «Тонкоизмельченная сера способна к самовозгоранию».

При этом, несмотря, казалось бы, на хаос и бестолковость человеческого существования, название «Музей чудиков» вовсе не означает, что чудики – это странные люди. Нет, чудики – это люди, которые несмотря на обыденность и механическое однообразие нашей жизни, творят чудеса. Ведь «каждый человек способен сотворить чудо».

Таким образом, возвращаясь к мысли, озвученной в самом начале, – авторский взгляд в рассказах Валерии Крутовой очень внимательный и даже сверхчувствительный ко всему окружающему. Она видит несовершенство этого мира, его болезненность и жестокость, но при этом в каждой большой или маленькой драме автор находит место для чуда и, как она сама пишет, – воскресения. Это все понимающий, все подмечающий и в то же время бесконечно сострадательный взгляд, который сродни божескому. Ведь автор и есть бог своего текста.